Ein Projekt der Synagogen-Gemeinde Köln und der Landesverbände
der Jüdischen Gemeinden von Nordrhein und Westfalen-Lippe
durchgeführt vom NS-Dokumentationszentrum der Stadt Köln
Lebensgeschichten jüdischer Zuwanderer aus der ehemaligen Sowjetunion
in Nordrhein-Westfalen

Истории жизни еврейских иммигрантов, приехавших из бывшего Советского Союза и поселившихся
в федеральной земле Северный Рейн-Вестфалия

Эрвин Наги

Эрвин Наги родился в 1930 г. в Москве. Его мать, происходившая из Белоруссии Фаня Зак (1896–1984), поддержала „пролетарскую революцию“. Она рано покинула родительский дом и переехала в Луганск, а позднее в Харьков, где с конца 1920 гг. работала в отделе печати городского совета профсоюзов. В доме отдыхов работников печати она познакомилась в 1928 г. со своим мужем Акошем Надь (Алексеем Наги) (1897–1938).
Отец Эрвина происходил из Венгрии; один из его братьев, Ласло Мохой-Надь (1895–1946), стал позднее преподавателем „Баухауса“. Во время Первой мировой войны Акош Надь попал в плен и таким образом оказался в России. Он вступил в ВКП(б) и работал редактором сначала на Дальнем Востоке, а с 1926 г. в Москве.
Детство Эрвина было отмечено идеалами коммунистического общества. Еврейские традиции, еще хранимые его дедушками и бабушками, не имели для него большого значения. Лишь в более позднее время он в связи с заметным в Советском Союзе антисемитизмом чаще обращался к теме еврейства.
В 1931 г. Акош Наги был направлен в Токио в качестве корреспондента советского информационного агентства ТАСС. Там Эрвин провел свое „японское детство“, отмеченное культурой и достопримечательностями страны и жизнью в поселении для представителей иностранной прессы.
„Сталинские чистки“ 1930-х гг. коснулись также и отца Эрвина. На него был сделан донос, и после этого ему пришлось в 1937 г. вернуться из Токио в Москву. Там его вызвали для дачи показаний в органы безопасности; партийное руководство распорядилось провести расследование по делу Акоша Наги и его жены. В 1938 г. он был арестован НКВД на глазах своего сына. Вскоре он был казнен из-за „участия в антисоветской и диверсионно-вредительской организации правых“, как „японский шпион“ и по другим беспочвенным обвинениям. От его жены и сына это скрывалось до середины 1950-х гг.
После ареста мужа Фаня Наги пыталась обеспечить себя и Эрвина, работая бухгалтером и медсестрой, и находилась под постоянным наблюдением НКВД. Когда война в 1941 г. достигла их места проживания, г. Бабушкин („Лосинка“) под Москвой, она решила уехать в эвакуацию. Последующие годы Эрвин и его мать провели в сибирской деревне, где им постепенно становились известными последствия войны и немецкой оккупации. Так вот и родственники Эрвина – один из дедов, тетя и ее ребенок – стали жертвами уничтожения.
После возвращения из эвакуации Фаня Наги только благодаря особой помощи смогла найти работу учительницы. В 1949 г. Эрвин окончил школу. Будучи сыном „врага народа“, ему было очень трудно поступить в институт; к тому же в это время началась массивная антисемитская кампания. Однако Эрвин решил не скрывать от официальных инстанций историю своей семьи. Необходимую для учебы финансовую поддержку ему оказывал его дядя, брат матери.
После окончания Московского энергетического института Эрвин Наги работал инженером на предприятиях кабельной промышленности. В этом качестве он был направлен на ремонтные работы после аварии реактора на Чернобыльской АЭС. В 1955 г. он женился на студентке медицинского института Рахели Нацкиной. В 1956 г. в семье родилась дочь Светлана.
Подобно многим родственникам, Эрвин Наги принял решение эмигрировать и в 1994 г. переселился в Германию. Там он вместе со своей женой (умерла в 2011 г.) посвятил себя путешествиям, а также своему появившемуся уже в СССР увлечению съемкой фильмов и написанию воспоминаний. Уже в 2001 г. вышла книга Эрвина Наги „Былое в памяти моей. Япония - Россия - Германия“, которая в 2008 г. была издана на немецком языке. В ней он описывает важные события из своей жизни: детство в Японии, репрессии по отношению к его родителям и разрыв с советской идеологией. Также он рассказывает о своем отце, подлинную судьбу которого он узнал лишь в результате реабилитации отца после смерти Сталина и открытия архивов в период перестройки. По словам Эрвина Наги, писать об этом было для него „облегчением“: „Я освободился и переложил на бумагу свои переживания“.